– Трахала тебя или тобою? Это как? – Заинтересовалась Айрин.
– Да, она просто использовала мое тело для самоудовлетворения, и мои романтические мечты о принцах рассыпались – оказывается, это страшно возбуждает – быть игрушкой, если тот, кто тобою играется, очень страстен. Она посадила меня, одетую, прислонив к стене, с вытянутыми ногами. С одной ножки она сняла носочек, с другой – нет. После этого она села на коленках, боком ко мне, упираясь писькой в мою голую ступню, и стала насаживаться на пальчики. К моему огромному удивлению, постепенно все мои пальчики оказались у нее в письке. Она насадилась очень глубоко и стала ерзать, мотая головой и попискивая от возбуждения. Я что-то спросила у нее, но она просто не обращала внимания. Потом она удивила меня еще больше, когда встала и пересела на другую ногу – которая была в носочке, и села писькой прямо так и снова стала ерзать и стонать. И вот тут я кончила первый раз. Потом она села на край кровати, раздвинув ноги и посадив меня на колени между ног, и приказала засунуть ей в письку кулак и трахать ее. Вопреки ожиданиям, ее писька оказалась очень узкой, но эластичной. Сначала я просунула руку, а потом сжала кулак и стала ебать ее – именно ебать, так как она требовала делать все с силой. Я увлекалась плаванием и была довольно крепкой девочкой, но ее писька с такой силой схватила мою руку, что мне пришлось работать во всю. Одну ногу она подняла и с силой пихала ее мне в губы – я подчинилась, открыв рот. Ее тело выгнулось, она схватила подушку, прижала ее к лицу и стала орать в нее, а из письки стали брызгать фонтанчики и там все так хлюпало, как будто внутри лужа. И когда она, заревев как бык, кончила, я тоже кончила второй раз – еще сильнее, чем в первый. А в третий раз я кончила, когда она стала запихивать мою мокрую руку себе в попку – я просто отдала ей свою руку, и она довольно ловко пропихнула ее внутрь – я еще даже не начала ебать ее, а просто, выпучив глаза, смотрела на эту поразительную картину – вся кисть и запястье моей руки были у женщины в попе, и вдруг снова начались спазмы наслаждения где-то в попе у меня и я снова кончила. Ей это было, казалось, все равно, и она заставила меня оттрахать ее в попу, пока еще раз не кончила.
А через три дня, когда начались рабочие дни, ко мне в палату снова зашел главврач. Он был озлоблен, он кричал на меня, не стесняясь других больных, но мне было все равно. Через два часа ко мне пришел адвокат, и уже на следующий день я предстала перед судом. Вранье врача, который ссылался на якобы мое неадекватное поведение, меня не удивило – ему заплатили и он отрабатывал свое. Меня удивила моя мать, которая заявляла, что я бросалась на нее и душила, показывала синяки на своей шее, которые она каким-то образом сумела поставить. Она умоляла суд спасти ее дочь, причем под спасением она понимала необходимость подвергнуть меня серьезному лечению препаратами, которые должны были вытравить из меня всю мою личность. На моей стороне был адвокат, который крайне грамотно провел процесс, указав в частности на то, что побои, нанесенные якобы мною матери, не были сняты в требуемом законом порядке, а также упомянув еще с десяток разных мелочей, которые я сейчас не помню. На моей стороне оказалась и судья, которая, казалось, не испытывала сомнений с самого начала. Меня освободили в зале суда, и я боялась выйти из зала, так как мои родственники ждали меня у дверей и я боялась, что в припадке своего безумия они могут спровоцировать меня, или схватить и увезти домой и привязать там наручниками к батарее и воспитывать "домашними" методами. Адвокат, однако, поманил меня с улыбкой, и я поняла, что ситуация в надежных руках. У дверей суда меня встретило два человека размером с шкаф, и продемонстрировав моим родственникам договор, который я, оказывается, заключила с их охранным агентством (в тот момент я вспомнила, что подписала какие-то бумаги при посещении меня адвокатом), увезли меня в закрытый детский приют, куда не было доступа никому. Спустя неделю главврач пришел в полицию с повинной (мне несложно было догадаться – кто вынудил его сделать это), и родители, оказавшись под угрозой длительного тюремного заключения, пошли на соглашение, в результате которого они освобождались от судебного преследования, а я навсегда освобождалась из-под их власти. Спустя еще месяц было надлежащим образом оформлено мое удочерение, и я оказалась свободна.
– Этот мужчина… был кто-то из морд?! – Догадалась Айрин.
– Конечно:) Так что полученная мною свобода была несравненно большей, чем все то, что я могла тогда себе представить.
Перед тем, как заснуть, Джейн перепроживала снова и снова услышанное. Открытая, кажущаяся такой беззащитной и импульсивной, Серена оказалась совсем другим человеком. Смогла бы она сама так же бороться за свою жизнь? Смогла бы она принять этот смертельный вызов и не сдаться, а сделать все возможное? Она представила себя в этой ситуации, когда, в смирительной рубашке, она полностью беззащитна, и только случайное стечение обстоятельств удерживает врачей от немедленного применения к ней убийственных мер. Она испытала страх, и тут же стала делать циклическое восприятие, чтобы не поддаваться этому малодушию. Она испытывала страх и выпрыгивала из него в упорство и решимость, раз за разом, снова и снова, прогоняя воображаемый поршень вверх и вниз по "трубе", и вдруг возникло сияние – словно она видела внутренним зрением неяркий золотистый свет, исходящий от этой воображаемой трубы вдоль позвоночника, и это уже не было воображением, она и в самом деле каким-то образом воспринимала этот золотистый свет. Она прекратила ЦВ и просто пребывала в этом свечении, позволяла ему пронизывать все тело и наполнять его вибрирующим наслаждением, и теперь она знала наверняка – завтра Флоринда переведет ее во второй класс.