Твердые реки, мраморный ветер - Страница 78

– Наркотическую зависимость? – Перебила ее Айрин.

– Да, потому что я уже не могла жить без того, чтобы не уничтожать страхи.

– Ну и что? Я тоже не могу сейчас жить без того, чтобы не устранять НЭ, не порождать ОзВ, значит ли это, что я наркоманка? Значит ли это, что ОзВ, это наркотик? Почему ты настойчивое, радостное желание, стремление к свободе, радость свободы называешь "наркозависимостью"? Я не согласна с этим. Я против того, что ты приравниваешь эти две диаметрально противоположные вещи.

Серена задумалась.

– Да, я согласна. На самом деле я и не приравнивала их, а с помощью этого слова хотела указать на страстность этого влечения к свободе. Согласна, что аналогия неуместна. Я не смогу пересказать всего… у меня началась другая жизнь. В школе, дома, на улице, на занятиях с частной преподавательницей музыки, в магазине – везде я стала охотиться на страхи и уничтожать их. На это стали обращать внимание, и постепенно я оказалась в изоляции. Родители моих друзей и подруг прямо или завуалировано запретили своим детям общаться со мной, да и нельзя сказать, чтобы они особенно стремились, их тоже пугало мое превращение. Я стала считаться чуть ли не больной, убогой, умственно неполноценной, и мои родители охотно подливали масло в огонь, так как это объясняло всё и давало им, как ни странно, некоторое утешение. Одно дело – иметь убогую дочку, с умственным расстройством, и другое дело – человека, сознательно восставшего против порядка вещей. Раньше аристократы испытывали ЧСВ, обнаруживая у себя мигрень – это была болезнь, свидетельствующая о том, что они ведут предельно неестественный образ жизни, который недоступен простолюдинам. Мои родители испытывали нечто подобное в отношении моей "болезни". Отец отвез меня к психиатру, и в моей энцефалограмме тот обнаружил какие-то эпилептоидные контуры, что окончательно успокоило всех. Успокоилась и я. И чуть было не ошиблась.

Серена снова замолчала, и лишь покусывание губ выдавало ее состояние.

– Я чуть было не ошиблась. Я решила, что мне теперь можно продолжать мои опыты, так как я защищена диагнозом. Уничтожая очередной страх, я разделась и голой прошла по улице. Я испытывала восторг ученого, который достигает все новых и новых пределов своего познания, в данном случае – познания пределов свободы от страхов. Я испытывала восторг человека, с которого снимают наручники за наручниками. В тот же вечер я гуляла по парку, и мне навстречу попалась компания подвыпивших подростков. Только спустя минуту я поняла – я прошла мимо них и даже не обратила внимания! Я обошла их, как обошла бы лужу. Мои мысли не прервались ни на миг. Такое было просто немыслимо для меня-прежней! Я бы опустила глаза, я бы испытала кучу страхов насилия, озабоченности мнением, я бы испытала стыд от их гоготания, фактически я бы умерла на время. А когда я пришла домой, меня встретила ласковая мать и умиротворенно рокочущий басом отец. А еще через полчаса в мою комнату вошли люди, одели на меня смирительную рубашку и увезли. А потом началось то, чего быть не могло, что ломало вообще все мои представления о людях, о возможном и невозможном. В психиатрической клинике меня обследовал врач и, насколько я поняла по его мимике, не нашел никаких отклонений. Затем он говорил с моими родителями, затем снова осмотрел меня, но взгляд его стал другим – жестоким, серым. И до меня как-то само собой дошло – мои родители дали ему взятку, чтобы несмотря ни на что он назначил мне лечение. Я поняла это как-то легко и без сомнений, словно разорвалась какая-то пелена и я увидела сцену подкупа. На следующий день наступило Рождество, и праздники длились четыре дня, когда врачи отсутствовали и никаких обследований не проводилось. Предоставленный судьбой шанс я использовала.

– Я против слова "судьба", – снова встряла Айрин. – Можно найти и другие эпитеты, которые не вводят в обращение эзотерическую или религиозную муть.

– Согласна, – кивнула Серена. – Я использовала свой шанс. Со мной в палате лежала женщина, которая ночью проявила ко мне интерес особого рода. Я пообещала ей, что буду послушна и удовлетворю все ее желания, если она передаст записку от меня через родственников, которые должны были навестить ее на Рождество. Я сумела достаточно ее возбудить и мало чего реально дать, так что она поклялась, что выполнит свою часть договора. И в самом деле, уже на следующий день мою записку получил один человек, который в моей жизни появился совершенно случайно. Пару месяцев назад я, преодолевая свои социальные страхи, подошла к нему, играющему в парке в шахматы с каким-то пенсионером, и познакомилась. Что именно меня привлекло в нем настолько, что я смогла сделать это, я в тот момент не осознавала. Вопреки моим уже устоявшимся представлениям о взрослых, как о полных мудаках, мужчина оказался совсем неагрессивным и далеко не тупым. О себе он рассказывал мало, да по сути ничего не рассказывал, а вот меня расспрашивал, и после этого мы встречались с ним несколько раз в том же парке, и в конце концов я взяла у него телефон. Мне с ним было интересно. И он оказался единственным, к кому я могла теперь обратиться за помощью. Получив того, как моя соседка заверила меня в том, что записка передана по адресу, я почувствовала себя сделавшей все, что можно было сделать, и если бы мне грозило поражение, я встретила бы его спокойно.

– Ты выполнила свое обещание? – Спросила молчавшая до сих пор Карен.

– Да, я отдалась ей. И не пожалела… Я не была, как мне кажется, слишком уж явной ханжой, и все же мне казалось извращением все то, что она со мной тогда делала. Что не помешало мне кончить три раза… Я кончала и раньше, когда дрочила, но для меня стало новостью, что можно кончить, даже не притрагиваясь к письке. Она обращалась со мной просто как с сексуальной игрушкой, совсем не ласкаясь, а просто трахая себя мною.