– Это вы так не умеете, – произнесла Росомаха. – А мы уже умеем.
Джейн застыла в прострации, не зная, как реагировать на ее слова. Промелькнули образы разговаривающих ворон и деликатных хорионов. Но хорионы – что-то предельно отстраненное, далекое, что можно увидеть на фотографиях, а способность переваривать целлюлозу – нечто пугающе конкретное.
– Это тоже связано с теми… экспериментами?
– Здесь все связано с экспериментами, – сказала Росомаха, все еще глядя на Джейн тем самым взглядом, которым смотрели на нее живущие на базе дети, как будто перед ними не человек, а призрак.
– Я имею в виду те эксперименты, которые приводят к генетическим изменениям в детях, – пояснила Джейн.
– Да. – Коротко ответила Росомаха.
– Значит…, ты вот так можешь гулять по лесу и съесть лист березы или откусить кусок соснового пня, и это переварится и превратится в питательные вещества?
– Могу. Мы – новые дети – все это можем, только грызть сосновый пень неинтересно – слишком жестко.
– Но ведь это невкусно!
– Для тебя – невкусно, а для нас – вкусно.
Росомаха снова взглянула на Джерри, и он снова пожал плечами.
– Решай сама, – непонятно что имея в виду бросил он Росомахе, и стремительными шагами унесся куда-то в глубины лаборатории.
Росомаха смотрела на Джейн в упор спокойным взглядом, который автоматически хотелось назвать задумчивым, но задумчивым он не был. Она словно впитывала в себя образ Джейн, эта аналогия подходила больше всего. Взгляд ее словно потеплел, и Джейн уже не чувствовала себя призраком.
– Ты когда-нибудь травилась чем-нибудь? – Спросила Росомаха.
– Ты имеешь в виду, было ли так, что я что-то такое съела и отравилась? Конечно.
– Ты знаешь, как узнать – чем именно ты отравилась?
– Ну…
– Представь себе всю еду, которую ты съела. Если представляя что-то тебя начинает тошнить, значит этим ты и отравилась. Тело обладает такой способностью. Еще тело обладает многими другими способностями, некоторые из которых доступны всем людям, некоторые – только тем, кто культивирует озаренные восприятия, а некоторые свойственны пока только нам, ежам.
– Ежам?
– Новым детям. Детям, рожденным у морд под влиянием намерения.
– А много ежей среди тех детей, которые живут здесь?
– Все. Других детей тут нет.
Джейн уже забыла, о чем они начали разговаривать и готова была засыпать Росомаху вопросами, но та безапелляционно вернулась к теме.
– Тело обладает способностью выбирать себе еду. Если ты не оболванена концепциями о том, что "надо" есть и как м когда "надо есть", если не глушишь свое тело обжиранием…, – тут она с сомнением посмотрела на Джейн.
– Я уже две недели занимаюсь контролем голода! – Воскликнула Джейн.
– "Уже", – смешно скривив мордочку передразнила ее Росомаха и улыбнулась. – Так вот тогда тело научается само решать все эти вопросы. У тебя возникает желание съесть что-то конкретное, и оно кажется тебе именно сейчас очень вкусным. Понятно?
– Понятно. То есть ваш организм, вступив в симбиотическую связь с миксотрихой, изменился таким образом, что стал способен переваривать целлюлозу, и это привело к тому, что изменились и ваши вкусовые реакции на целлюлозу, она стала вам казаться вкусной?
– Да. И вообще говоря, в этом нет ничего такого сверх-странного, что организм ежей стал обладать способностью перерабатывать именно целлюлозу, а не, скажем, хитин или муреин, ведь целлюлоза – это та же самая глюкоза, только немного иначе организованная. А еще совсем недавно мы обнаружили, что организм ежей способен накапливать фосфорную кислоту в виде гранул полифосфата – иногда их называют еще "волютиновые гранулы". Такие гранулы умеют накапливать многие бактерии и зеленые водоросли…
– Так что вы теперь переняли кое-что и у водорослей?:), – засмеялась Джейн. – Может быть научитесь дышать под водой?
– Может быть, – неожиданно серьезно ответила Росомаха, – хотя именно полифосфаты не имеют отношения к подводному дыханию. Фосфор играет огромную роль в жизни организма, и волютиновые гранулы у бактерий используются чаще в качестве дополнительного источника энергии, а как они используются у ежей, мы только начинаем изучать.
– Страшно интересно, – пробормотала Джейн. – Классно, что Джерри пришло в голову затащить меня к этому микроскопу и показать спирохеты с миксотрихиями. А он, значит, теперь исследует – как именно миксотрихии живут в организме ежей, правильно?
– Да. Это ведь очень интересно, раньше ничего такого нельзя было наблюдать в реальном режиме времени – установление симбиотических связей высших организмов в одноклеточными.
– А герпес?
– Герпес установил эту связь с человеком не сейчас, а уже очень давно, возможно сотни лет. Это не то, что происходит прямо сейчас. Ты видела вирус герпеса?
– Нет, а он тоже тут есть в лаборатории?
– Конечно, – удивилась Росомаха. – Здесь очень много чего есть. И генетическая, и химическая, и физическая и какая угодно лаборатория – все они почти наполовину состоят из демонстрационных приспособлений, чтобы можно было учиться.
– Я этого не замечала…
– Но ведь так интереснее – смотреть все своими глазами, щупать своими руками. Одно дело увидеть нарисованным на плакате, как луч белого света разлагается призмой на составные части, и совсем другое дело – увидеть это своими глазами, как он сначала разлагается, и как потом в следующей призме снова сходится в белый свет. На плакате можно что угодно нарисовать, хоть член, торчащий из призмы! Во внешнем мире обучение почти сплошь основано на картинках и плакатах, а мы – сами смотрим, щупаем, нюхаем, смешиваем… так интересно, так начинаешь не просто зазубривать, а чувствовать.