Твердые реки, мраморный ветер - Страница 61

Глядя на них, Джейн приходили в голову самые разные мысли и фантазии, начиная от антиутопий старых лет, в которых поумневшие птицы становились агрессивными киллерами, то лубочных идиллий, в которых птицы и люди строят совместно мир, в котором живут существа, культивирующие озаренные восприятия. Откровенно говоря, опасения, несмотря на их кажущуюся малореальность, не отступали, и Джейн поделилась ими с ребятами. Те отреагировали довольно конструктивно, показав ей результаты своих исследований, касающихся именно таких социальных проявлений ворон, которые затрагивали вопросы сотрудничества или соперничества. Оказалось, их тоже беспокоил этот вопрос, и полученные данные были весьма обнадеживающими: на первых этапах обучения птицы вели себя довольно-таки эгоистически по принципу "кто сильнее – тот и прав". Не то, чтобы они дрались за еду – такого почти не наблюдалось, но конкуренция, в которой побеждала более проворная и хитрая птица, была вполне обычной. По мере того, как птицы развивали язык, развивалась и их социальная организация, и к удовольствию и облегчению ученых, развитие это шло в конструктивном направлении – стали часто проявляться дружественность и взаимовыручка. Если раньше птенцов кормили только их родители, то сейчас любая взрослая птица могла отнести в зобу лакомый кусочек печенья и предложить его птенцу, что давало родителям возможность тратить свое время и на обучение, и на прочие птичьи дела. Более усложненными стали и их игры. Усиливалось их доверие к тем, кого они знают. Уже на третий день вороны стали брать еду из рук Джейн, и это было потрясающе. Такая пугливая птица, и так доверчива. Они позволяли себя трогать, перебирать перья, гладить. Джейн ласкала их пушистые головы, перебирала пальцами пух на животе, а птица подолгу стояла и смотрела на нее. В такие минуты подступала яркая радость и симпатия к этим живым мордам.

Оставался открытым вопрос – в любом бы вороньем сообществе происходили бы именно такие перемены, или только у тех, которые имели своими учителями людей, культивирующих ОзВ? Нельзя было сбрасывать со счетов и такой фактор, который заключался в направленности желаний. Управление развитием вороньей культуры обеспечивалось, как ни покажется удивительным, радостными желаниями ученых, ведь никакого иного средства коммуникации между ними не могло пока что еще существовать. Джейн пока слабо понимала суть этого, и по словам Лауры, только в четвертом классе – если она до него доберется – ей станет понятно многое, но в общих чертах это выглядело так: ученые фиксировали свое намерение определенным образом, и это задавало направление развития. Под "намерением" понимался целый комплекс восприятий: радостное желание (то есть такое, которое сопровождается предвкушением или предвосхищением – безобъектным предвкушением), затем – уверенность в том, что развитие пойдет в определенном ключе. Сюда еще включалось такое странное понятие как "проникновение". Джейн пыталась узнать – что это такое, но Фосса ей ответила, что проникновению будет учить Томас, и будет это не раньше, чем во втором, а может и в третьем классе. Исследование намерения относилось к тематике, закрытой от не-морд, поэтому детально в этом Джейн разобраться пока не могла.

Наблюдали за развитием вороньей культуры и этнографы, и судя по их горящим глазам, им тут было чем заняться. Результаты публиковались на внутреннем сайте "Страны Бодхи", но до вороньей этнографии руки Джейн просто не доходили – в сутках слишком мало времени, и конкуренция радостных желаний слишком высока.

И кстати, это было еще одним фундаментальным изменением в ее жизни – усилившаяся конкуренция радостных желаний. С улыбкой она вспоминала свои первые месяцы, проведенные тут, когда ей казалось, что жизнь наполнена до краев. Как же, до краев! Сейчас ей казалось, что те месяцы прошли чуть ли не впустую, среди вялых желаний, перемежаемых серостью и даже скукой. Особенно выпуклой стала разница, когда начались занятия для первоклассников, и Джейн стала накапливать фрагменты.

Сначала было тяжело, и казалось, что фрагменты все же именно отнимают время, а не добавляют его. Трудно давалась практика поминутной фиксации (пмф), состоящая в том, что практикующий ежеминутно ставил в блокноте цифру, характеризующее его общее состояние по шкале от минус трех до плюс трех, где нулю соответствовало светло-серое состояние довольства, единице – слабый озаренный фон, двойке – заметный озаренный фон со вспышками ОзВ, а тройке – плотный и устойчивый озаренный фон с яркими вспышками ОзВ и выраженным упорством в борьбе за изменение своих восприятий. Иногда начиналась натуральная ломка, когда ужасно не хотелось начинать делать пмф, особенно во время какой-то интересной деятельности, хотя Фосса требовала, чтобы пмф выполнялось именно во время активной и интересной деятельности. Уже спустя десять дней ее "отпустило", и воспоминание о пмф немедленно резонировало с упорством и предвкушением, с зовом. Поскольку на оценку и фиксацию состояния необходимо тратить максимум секунду, то и время на самом деле не тратилось, а вот плотность жизни во время пмф усиливалась заметно. Если раньше можно было на полчаса залипнуть в чем-то не совсем здоровом – паразитическом любопытстве или гнилой дружественности или даже в негативном фоне, то благодаря пмф это стало совершенно невозможным. А спустя месяц привычка постоянного контроля своего состояния расползлась и за пределы того времени, в течение которого выполнялась эта практика.

Вместе с Томасом они научились практике порождения уверенности-120. Начали именно с этого возраста, и Томас предлагал никуда не спешить, так что только недавно она сменила возраст со ста двадцати на сто тридцать. Уверенность в том, что она проживет как минимум сто двадцать лет, также оказывала серьезное влияние на интенсивность и плотность радостных желаний, так что сейчас воронья этнография просто не могла конкурировать со всем остальным.