Джейн вспомнила, как в детстве тренировалась бороться с укачиванием. Укачивало ее очень сильно, и еще только подходя к автобусу, она уже начинала испытывать приступы тошноты, и это заинтересовало ее. Значит – дело не только в самом укачивании, а еще и в уверенности, что ее будет укачивать – образуется замкнутый круг. И тогда она попробовала прекращать эту уверенность, и разница – хоть крохотная, но была. Тогда она вспомнила, что если подолгу валяться в горячей ванне, а потом резко встать, то начинает кружиться голова и возникают ощущения, схожие с укачиванием, и она решила использовать это для тренировки, и вскоре научилась бороться и с головокружением при резком вставании, и с укачиванием. Тогда – при первых признаках успеха, она испытала прилив уверенности в том, что окончательно победит в этой борьбе, появилась решимость, которая сделала уверенность более прочной, которая усилила решимость – снова это был замкнутый круг, но замкнулся он в другом направлении.
Уверенность меняет многое. И твердость она тоже ведь испытала в результате практики, включающую в себя уверенность в том, что гора испытывает к ней симпатию. И с шершавостью было так же.
Остальное она уже додумывала неторопясь, отвлекаясь на другие мысли и чувства, и когда, спустя час, в иллюминаторе показались знакомые горы, предвкушение предстоящего исследования стало пронзительным – то есть "предвкушение" сменилось "пищухой", так что Джейн не удержалась и вякнула.
Уверенность в том, что она созерцает именно окрашенный пылью ветер, позволит отсечь те восприятия, которые присущи вихрям пыли, и выделить те, что присущи именно ветру.
Это звучало логично и ясно, хотя и не особенно убедительно, так как ее опыт перенятия восприятий был слишком мал – требовался конкретный эксперимент.
Открыв книгу, она перестала думать обо всем этом, и, оказавшись в Джомсоме, с удовольствием устранила лихорадочное желание прямо сейчас помчаться туда – к руслу пересохшей реки, где ветер живет так ощутимо и зримо, что представить его живым, самостоятельным существом очень легко.
Летом, в период муссонов, река разливается от берега до берега – по всей поверхности огромной долины, а сейчас дно, усыпанное мелкими камнями и песком, почти везде обнажено, открыто ветру и пронизывающему солнцу. Солнце входит в долину часам к девяти утра, и прохлада сменяется удушающей жарой, которую изгоняет ветер, поднимающийся здесь в районе полудня, постепенно усиливаясь к вечеру, так что Джейн решила пойти к реке часа через два-три, а пока… пока можно разобраться кое в каких биохимических вопросах.
Вчера у генетиков случился очередной переполох, смысл которого Джейн поняла очень плохо, а Марта, и уж тем более Джерри были слишком офигевшие, чтобы можно было рассчитывать на их комментарии, поэтому Джейн попросту скачала себе вечернее "коммюнике". Вообще-то оно официально называлось проще – сводкой новостей, но новостные сводки генетиков издавна стали называть "коммюнике" с подачи Эда – когда-то он подшутил над той важностью, с которой генетики преподносили свои открытия, а потом это слово так и прижилось – возможно как раз потому, что открытия эти и в самом деле были чрезвычайной важности.
Суть нового открытия сводилась снова к чему-то, что обнаружили в крови у "ежей", причем не у всех, а только у тех, кто в течение нескольких лет проживал на морских мордо-базах – целый их выводок прилетел недавно на Холм, и Джерри пришлось применить всё свое очарование и личную силу великого чародея, чтобы удержать их, рвущихся поноситься по гималайским просторам, на территории Базы хотя бы пару недель, пока он не возьмет у них необходимые анализы и не проведет необходимые тесты, и поскольку число "совершенно необходимых" тестов и анализов не выявляло тенденции к исчерпанию, ежи искали себе развлечения на территории, что было не слишком сложным, как в силу огромного количества их собственных интересов, малозависимых от окружающей среды, так и в силу того, что на Базе и в самом деле было где полазить и что посмотреть, особенно после открытия пещеры и ее подводной части.
Джейн пролистала туда-сюда коммюнике – всего три странички, но очень много малопонятных терминов и еще более малопонятных эмоциональных реакций на совершенно чудовищные формулировки, понять которые будет трудновато… но так всегда – когда генетики что-то такое раскапывают, то им некогда заниматься популяризацией – они штампуют свои новости в таком ужасающем виде, что понять их могут только они сами и их коллеги с других баз, поэтому Джейн и предпочитала получать разъяснения непосредственно в личном разговоре, а не через посредство этого скопища слов.
Порфириновые соединения… Джейн так поняла, что именно вокруг них сосредоточились главные новости. Порфирин – это очень простая и очень красивая штука. Берешь молекулу пиррола, в которой четыре атома углерода и один атом азота соединены между собой в кольцо, и каждый из них при себе еще имеет атом водорода. Затем те два атома углерода, которые окружают атом азота, отбрасывают присоединенный к ним водород и хватаются за группы "СН", и когда четыре молекулы пиррола сделают это, и встают в свою очередь в кольцо, будучи связанными между собой группами "СН", то и получается порфирин. Это понятно. Дальше… металлы… и это ясно. Порфирин – это лиганд, то есть это такая органическая молекула, которая может образовать связи с атомами металлов. Внутрь порфирина можно засунуть атом металла и образуется такой киборг – органика, слитая с металлом, и такой вот порфириновый киборг входит в состав очень многих и очень важных ферментов и у животных, и у растений. Например, в центре порфиринового кольца в специальном белке клубеньковых бактерий, участвующем в процессе связывания атмосферного азота, находится атом железа, и если бы не было этого, то не было бы и всего остального, так как высшие растения не могут напрямую поглощать азот из атмосферы, ведь молекула азота очень прочна. Зато перерабатывать молекулярный азот с помощью порфирина способны эти бактерии, которые затем накапливают его в почве уже в виде химических соединений, которые могут участвовать в метаболизме растений, а затем – и поедающих эти растения животных.